Балтия и Россия в XIX-XXI веках
Владимир Кравцов
кандидат исторических наук, доцент,
патрон нашего сайта
Окно в Европу
Прорубил это самое «Окно в Европу» волею истории и стечением обстоятельств, в том числе случайных, русский царь Пётр Первый, впервые в России поименовавший себя императором. Многие называют его Петром Великим. К их числу относится и явный монархист Александр Сергеевич Пушкин, которого большевики считали чуть ли не своим единомышленником. Впрочем, эти «радетели трудящихся» записали в этот разряд многих выдающихся деятелей русской и мировой культуры, на что те, разумеется, ответить не могли, так как давным-давно переселились в мир иной и потому не ведали, какой «чести» удостоились.
Однако немало и тех, кто величия Петра Первого не признаёт. Среди них есть и такие, кто считает его не просто психопатом и припадочным, но и параноиком. Не будучи специалистом, не стану категорично принимать или отрицать эти аттестации. В то же время некоторые факты свидетельствуют, мягко говоря, о неадекватности личности Петра.
Мог ли нормальный человек зверски пытать собственного сына и повелеть его казнить, если бы даже тот был трижды, четырежды, да сколько угодно виноват перед Россией? Мог ли нормальный человек собственноручно исполнять роль палача и публично рубить топором на плахе головы мятежным стрельцам? Думаю, ответы здесь очевидны.
Параноик Пётр или не параноик, но эти и множество аналогичных фактов свидетельствуют о его необычайной жестокости. Нетрудно представить, какую цену платили народы России и других стран за прорубание петровским «топором» того «Окна в Европу». Но давайте вернёмся в допетровское время.
Избрание в 1613 году на Земском Соборе царём Михаила Фёдоровича Романова и утверждение на московском троне новой царствующей династии не могло снять препятствия, которые преграждали России доступ в ряды тогдашних развитых стран.
Укреплялось самодержавие, углублялось крепостничество, народ становился ещё бесправнее, преследовалось и жестоко каралось инакомыслие. Государство в единстве с церковниками на корню давили малейшие проявления новых идей и размышлений. В результате Россия всё больше отставала от стран Запада и остро нуждалась в преобразованиях.
В условиях того времени (впрочем, и нынешнего, к сожалению, тоже) реформы в России зависели от желания и возможностей монарха (сейчас – президента). Но об этом поговорим в другой раз. А пока – о некоторых аспектах российской внешней политики конца XVII века, до реального прихода к власти Петра Первого.
Пётр I стал царём в 1682 году в 10-летнем возрасте и, по малолетству, страной не управлял. Реальная власть находилась в руках его сводной сестры-регентши Софьи. В это время военно-политические усилия России были сосредоточены на Южном направлении. Именно тогда были осуществлены два Крымских похода русской армии совместно с донскими и запорожскими казаками против Крымского ханства – в 1687 и 1689 годах.
Оба похода окончились неудачно. Ни крымскому хану, ни турецкому султану какого-либо существенного урона нанесено не было. Что касается России, то, по мнению отечественных фальсификаторов истории, она не смогла и на сей раз обеспечить безопасность своих южных рубежей, что, будто бы, являлось единственной целью походов.
Обеспечение неприкосновенности рубежей страны – важнейшая и постоянная забота любого государства. Если оно этого не делает, грош ему цена. Но маскировать таким способом все остальные цели и задачи – значит, лицемерить на государственном уровне. А то, что это так в нашем случае, становится очевидным при соприкосновении с фактами.
Действительно, Крымское ханство изначально представляло реальную угрозу для России со стороны её южных границ. Но верно и то, что первый удар крымчаков принимала на себя Украина. Она продолжала выполнять эту функцию и после вхождения в состав России. Однако одно дело, когда Украина была частью Речи Посполитой, и совсем другое – России.
Самым непримиримым военно-политическим оппонентом России на Западном направлении всегда была Польша. Сохранила она этот статус и после вхождения, наряду с Великим княжеством Литовским, в состав федерации на основании Люблинской унии 1569 года.
Едва ли она сокрушалась, если сокрушалась вообще, когда антимосковские рейды крымской орды проходили через Украину. Нельзя исключить, что в отдельных случаях такие акции предпринимались не без содействия польской стороны. Её мало волновало, во что обходились украинскому народу экспедиции крымской орды, лишь бы России хуже было. Крымские ханы, надо полагать, хорошо понимали выгоды от этого для себя.
После включения Украины в состав России ситуация меняется. Русский царь, заботясь о безопасности своих границ, пристальнее следит за военными предприятиями кочевников. Отныне рейды через Левобережную Украину были для них, как говорится, чреваты. А Правобережная Украина прямого выхода на Россию не имела. Следовательно, надо было «проламываться» через польско-литовскую территорию, а это было тоже небезопасно.
Следует также иметь в виду изменение направленности действий донского казачества. И в былые времена оно неоднократно оказывало помощь своим запорожским собратьям. Происходило это с одобрения Москвы и без оного. Правительство России по различным соображениям не всегда было заинтересовано в проукраинской активности донских казаков. Включение Левобережной Украины в состав России сделало их участие в защите украинских земель от крымских кочевников государственной обязанностью.
Склонность казачества к своеволию в те времена общеизвестна. Но у правительства уже были рычаги сдерживания. На донское казачество, превратившееся во внушительную военную силу, была возложена охрана южных рубежей Московского царства от набегов кочевников, в том числе крымских.
За службу царь платил, прежде всего, хлебом, деньгами, оружием и боеприпасами – порохом, свинцом для пуль и т.п. Чтобы казаки больше занимались военным делом, отражением набегов недругов, им было запрещено заниматься хлебопашеством, которое приобрело у них ощутимых масштабов лишь к концу XVIII века. Таким образом, царское «жалованье», особенно, хлебное, было важнейшим инструментом, обеспечивавшим послушание «донцов» и добросовестное несения ими службы.
Москва применяла к донским казакам, в случае необходимости, и карательные меры. Так, крупный казацкий предводитель Иван Тимофеевич Разин, старший брат известного нам со школьной скамьи Степана Тимофеевича Разина, увёл на Дон отряд казаков из расположения русской армии во время войны России с Речью Посполитой. За самовольство атаман был вытребован в Москву и там казнён.
Степан Разин первоначально вступил в конфликт с Москвой вовсе не на классовой почве, как это изображалось в учебниках отечественной истории коммунистической поры. Всё началось с его похода «за зипунами», то есть за военной добычей. Грабежу подверглись и владения персидского шаха. Москва, не заинтересованная в обострении отношений с Персией, требовала от казаков не грабить её владения. Однако грабежи с погромами, кровавыми последствиями и многочисленными жертвами состоялись.
Это уж потом Разин использовал недовольство части казачества, сельских и городских низов своим социальным положением и возглавил широкое движение, получившее название крестьянской войны, во всяком случае, в советской историографии. За неподчинение царской воле и бунт Степан Разин, как и его старший брат, был казнён.
Эти примеры приведены в доказательство того, что цари научились держать в повиновении донское казачество и направлять его военный потенциал на достаточно надёжную защиту южных рубежей России от набегов недругов, в том числе крымских ханов. В утверждении о том, что крымские походы князя Василия Васильевича Голицына, фаворита-любовника правительницы Софьи, предпринимались для защиты России от агрессии с юга, больше лукавства, чем исторической правды.
Да, победа над Крымским ханством избавляла бы Россию от набегов его воинства, ослабила бы давление Турции, вассалами которой были крымские ханы. Но главная цель состояла в другом.
Россия нуждалась в выходе к благоприятному для мореплавания тёплому Чёрному морю, по которому проходили важные и оживлённые торговые пути. Русские цари не возражали бы против установления своего контроля над ними. Укрепление позиций в Чёрном море создавало благоприятные условия для усиления контактов России с Православным миром Балкан, а также для выхода, в перспективе, в Средиземное море.
Пётр Первый стал реальным участником государственного управления после отстранения от власти регентши Софьи, а единоличным царём – после смерти в 1694 году своего соправителя – царя Ивана V. В это время главным направлением своей военной политики он считает, скорее всего, по инерции, южное. Видимо, этим объясняется, что в 1695 и 1696 году он осуществляет первый и второй Азовские походы.
Русские войска взяли турецкую крепость Азов в устье Дона. В 1698 году основан город и порт Таганрог. Однако это был выход лишь к Азовскому, а не к Чёрному морю, выйти к которому можно было только после взятия Крыма или хотя бы его части.
Но за Крымским ханством стояла Турция – сильнейшая мировая держава того времени. Одолеть её тогда у России ещё не было сил. Да если бы даже и были, то это мало что дало бы ей в цивилизационном плане. Турция того времени – это далеко не та страна, которая могла служить образцом для подражания.
Допустим немыслимое по тому времени: Россия не только победила Турцию, но и завоевала её. Ну, и что? А ничего! Кроме приращения и без того огромной территории, это завоевание ничего бы не принесло, ибо сколько ни складывай вместе средневековых монархий, за рамки средневековья не выйдешь.
Царь Пётр был первым русским самодержцем, который осознал настоятельную необходимость сосредоточения основных усилий государства на каком-то одном, главным образом, направлении военной политики, что, конечно же, не означало полного забвения других. В этом прозрении определяющую роль сыграл «его величество» случай.
Имеется в виду раннее знакомство русского монарха, тогда ещё делившего «скипетр» и «державу» со сводным братом, с Немецкой слободой, её обитателями разного социального положения и рода занятий, укладом жизни, обычаями, привычками, пристрастиями и т.п.
Я называю этот исторический факт случаем потому, что ни один русский царь до Петра даже не подумал окунуться в жизнь Немецкой слободы, хотя возникла она ещё в XVI веке, в правление Василия III – отца Ивана Грозного.
А Пётр окунулся. Полученные впечатления накладывались на детские воспоминания в начале царствования, когда на его глазах озверевшие стрельцы жестоко расправлялись у Красного крыльца в Кремле с близкими ему людьми.
Ассоциации складывались не в пользу кремлёвского, кондово русского. Побеждало и победило приятие того, что он видел в Немецкой слободе. Ему хотелось перенести всё понравившееся, кстати, не всегда так уж и безупречное, не только в личную жизнь, но и в жизнь России. Разумеется, ни в коей мере не круша, а, напротив, всемерно расширяя и укрепляя самодержавную власть, а также господство бояр и дворян над народом.
Было очевидно, что потенциала одной лишь Немецкой слободы для этого недостаточно. И вот здесь большое влияние на дальнейшие шаги Петра оказал Франц Лефорт. Знакомство с ним было тоже делом случая.
Вскоре после отстранения от власти царевны Софьи юный Пётр дал аудиенцию группе иностранных офицеров на русской службе. Среди них к целованию монаршей руки был допущен и удостоен царской чарки полковник Лефорт. Это случилось ранней осенью 1689 года.
Через непродолжительное время Пётр начинает нередко появляется в Немецкой слободе и становится постоянным гостем в доме Лефорта, который вводит его в круг наиболее влиятельных граждан этого поселения и превращается в своеобразного гида царя по странам Запада.
Уже в чине полного генерала, полученного из рук Петра, Лефорт вместе с ним совершит оба Азовских похода. Но затем произойдёт крутой поворот. Не исключено, что по совету своего иностранного фаворита царь организует так называемое «Великое посольство», где сам значится урядником Преображенского полка Пётром Михайловым. Правда, инкогнито сохранить надолго не удалось.
Формально, главная цель Великого посольства состояла в создании антитурецкой коалиции европейских стран. Фактически же, Пётр хотел найти союзников в борьбе против Швеции.
Как известно, ознакомившись с различными сторонами жизни стран Европы, испытав себя в некоторых видах деятельности и даже приобретя умения, навыки и опыт в отдельных специальностях, например, в кораблестроении, Пётр развернул в России реформы в довольно широком спектре. Для чего он это делал?
«Праздный вопрос, – ответят иные, – это известно любому более или менее добросовестному школьнику»! Да, школьнику, возможно, известно, и нам тоже, потому что и мы когда-то учились в школе. Но что известно?
Личность Петра Первого, его государственная деятельность, его многочисленные реформы, особенности характера, причуды и т.п. опутаны густой и прочной сетью мифов, которые копились не одно поколение историков, читателей и простых обывателей. Распутать её и освободиться в поисках истины очень непросто.
На любого, кто осмеливается это сделать, обрушивается неистовое негодование всяких великодержавников, лжепатриотов и прочей скандальной публики. Это точно так же, как и попытки преодолеть коммунистическое табуирование объективных оценок «великих достижений социалистического и коммунистического строительства в СССР». Однако ломать сложившиеся порочные стереотипы когда-то и кому-то надо.
В российской историографии господствует точка зрения, что петровские реформы сыграли огромную роль в движении России к прогрессу. Это самостоятельная тема, которая, по большому счёту, выходит за пределы предмета нашего разговора. Поэтому ограничусь краткой, но, по возможности, доказательной оценкой преобразований.
Всего насчитывается, по меньшей мере, порядка полутора десятков основных направлений реформ в различных сферах, включая государственное управление, армию и флот, финансовую систему, промышленность и торговлю, социальную структуру, церковь и вероисповедание, культуру в широком смысле, образование и т.д.
Считаю уместным заметить, что прогресс должен выражаться не только во внешних атрибутах, а, прежде всего, в сущностных проявлениях.
Что изменилось в России в результате петровских преобразований? Да, царь-реформатор изучил в пределах своих возможностей, с позиций своего мировоспрития европейский опыт.
Поколесил юный русский Государь по тогдашнему западному цивилизованному миру. Внимательно, дотошно присматривался, как там живут-могут «людишки», как ими управляют властители. Помотался по верфям с плотницким топориком, да в шкиперской куртке – по кораблям. Побывал в их «парламентах». Посетил всякие там музеи и собрания картин. А в Лондоне, говорят, даже заспиртованный трупик младенца расцеловал, восхищённый искусством тамошних умельцев. Пополнил словарный запас уймой иностранных слов. С тем и вернулся в Россию. И что дальше?
Какую реформу ни взять, везде одно и то же. Изменён лишь контур реформируемого института, содержание осталось неизменным или усугубилось. Вот конкретные примеры.
Скажем, в результате реформы государственного управления Боярская дума была заменена Ближней канцелярией или Консилиумом (Советом) министров, преобразованным затем в Правительствующий Сенат. Появилась целая система подчинений и соподчинений, контролирующих органов и лиц в государственном организме.
Внешне преобразили новых, – они же, в большинстве, старые, – чиновников. Содрали с них дедовские ферязи с кафтанами, горлатные чуть ли не в метр высотой шапки, обрезали им бороды, побрили физиономии, напялили на головы завитые парики, одели в европейское платье, обули в того же происхождения башмаки. Ну, и что? Изменилось что-нибудь? Россия стала конституционной монархией, парламентской или президентской республикой? Как бы не так!
Российское самодержавие сохранилось и стало ещё самодержавнее. Абсолютная власть монарха стала ещё абсолютнее.
Раньше, хорошо это или плохо, рядом с царём была Боярская дума, которая, пусть и робко, иногда возражала ему в чём-то. Теперь царь заменил её Правительствующим Сенатом, который создавался не для возражений государю, а для безусловной поддержки его деяний.
Раньше, хорошо это или плохо, периодически созывался Земский Собор, который решал судьбоносные для страны проблемы. Теперь царь узурпировал эту функцию, не позаботившись поиском аналога упразднённому представительному органу. А ведь западную практику парламентаризма того времени наблюдал!
Раньше, хорошо это или плохо, существовала работавшая традиция престолонаследия, которую государь был не вправе нарушить. Теперь Пётр издал специальный указ, по которому царь при жизни сам назначал себе преемника. Им мог стать кто угодно, ибо априори предполагалось, что монарх назначит «самого достойного». Чем не апофеоз самодержавия?!
Или возьмём сословные реформы. Петр Первый поставил юридический знак равенства между боярской вотчиной и дворянским поместьем, следовательно, – между социальным положением, политическими правами и обязанностями бояр и дворян, серьёзно укрепив положение последних. Эти и другие меры консолидировали сословие феодалов, всесторонне укрепили их позиции.
Параллельно с этим произошло дальнейшее закрепощение крестьян не только феодалами, но и феодальным государством. Пётр не мог не знать, находясь в составе Великого посольства, что в некоторых странах, где он побывал, крепостной зависимости или уже не было или она доживала свои последние дни. Однако это, судя по всему, не произвело на него должного впечатления, ибо он был истый крепостник. Вообще, ни о каких правах простых людей в то время в России и речи не было.
С ними обращались как с расходным материалом везде и всегда, в военное и мирное время. В армии и на флоте, на барских полях и скотных дворах, на корабельных вервях, в рудниках, на железоделательных заводах, на строительстве каналов, строительстве новой столицы России – Санкт-Петербурга, одним словом везде, где нужны были ратные усилия, и применялся труд простонародья.
Европейское одеяние и парики чиновников, бояр и дворян, европейские мундиры офицеров, солдат и матросов армии и военно-морского флота. Переход к новому летоисчислению, основание Академии наук, открытие гимназий и других гражданских учебных заведений, новый алфавит. Издание первых газет. Возведение Северной столицы по западноевропейским образцам и т.д. Всё это не вырвало Россию из оков крепостничества и самодержавия. Напротив, она становилась всё самодержавнее и всё феодальнее.
Таким образом, реформы Петра Первого не привели Россию на путь всестороннего, прежде всего, социально-экономического и политического прогресса. Тогда зачем они проводились, часто ценой неимоверных страданий народа, большой крови?
По городам и весям правительственные чиновники производили рекрутские наборы солдат для новой, реформируемой армии и матросов для зарождающегося военно-морского флота.
На верфях при Петре строились почти исключительно военные корабли. В подмосковных болотах и на рудниках Урала добывалась руда, из которой выплавлялся металл, прежде всего для военных целей. На оружейных заводах отливались пушки, производились ружья, холодное оружие и другое военное снаряжение для армии и флота. Ткацкие предприятия изготовляли сукно, парусину, льняные ткани для военных целей. По всей стране собирались натуральные подати, прежде всего, для продовольственного обеспечения армии и флота. Из-за рубежа иностранные и русские купцы везли, в первую очередь, оружие и другое военное снаряжение.
Показательно, что Пётр Первый считал важнейшими коллегиями (министерствами) Военную, Адмиралтейскую и Иностранных дел.
Как видим, уже тогда русский царь, опираясь на свою самодержавную власть, жёсткую крепостническую систему, проводил реформы, направленные на создание мобилизационного варианта предельно милитаризованной экономики.
Непосредственная и определяющая цель – подготовка к войне со Швецией за выход России к Балтийскому морю и овладение примыкающей к российским границам частью его побережья.
|